Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Генрих Гацура

Впрочем, с Ольгой все ясно, у них подобное уже было, когда Николаева, многообещающего ученого, без пяти минут заведующего престижной, им же организованной лаборатории выкинули за правдолюбие из института. Она вместо того, чтобы поддержать его в трудную минуту, быстро нашла замену в виде сынка второго секретаря горкома. Не зря говорят, кто предал единожды, предаст дважды. Это относилось и к красивым женщинам.

Врачи ошиблись. Сергею повезло, пули прошли буквально в нескольких миллиметрах от жизненно важных органов, правда, он потерял очень много крови и довольно долго пролежал в реанимации, но сейчас мало-помалу шел на поправку. Врач обещал, что на следующей неделе он уже сможет ходить, правда, пока еще с костылями.

Николаев ударил рукой по стене.

«Эти сволочи не дождутся, чтоб я загнулся. Я еще попляшу на их похоронах!» — и Сергей вновь, что есть силы, врезал кулаком по стене.

Глава IV. (Май 1990 года)

Курортная мафия

«Волга» мигнула красными огоньками и, выехав на обочину, остановилась.

— Похоже, дождь собирается, — выключив габаритные огни, сказал сидящий за рулем милиционер.

— Может, это и к лучшему, — задумчиво произнес мужчина в черной кожаной куртке.

— Он не остановится.

— Ты думаешь? — Пассажир повернулся и внимательно посмотрел на милиционера.

— Я вместе а ним в одном классе учился. Мы весь класс дать заставили одну клятву, а он ни в какую. Впятером его лупили, но на колени он так и не встал…

В салоне автомобиля резко прозвучал зуммер телефонного аппарата. Мужчина в черной куртке поднял трубку.

— Да… Хорошо.

Хлопнули дверцы машины. Двое вышли на дорогу. Обладатель черной куртки оказался почти на две головы ниже гиганта милиционера.

За растущими вдоль дороги деревьями мелькнули фары автомобиля. Милиционер поднял полосатый жезл. Мужчина вынул из кобуры пистолет и снял с предохранителя.

«Москвич» выскочил из-за поворота и, переключив ближний свет на дальний, не останавливаясь, промчался мимо.

— Давай за ним! — Мужчина бросился к машине и сам сел за руль.

Еще не успела захлопнуться дверца за милиционером, как «Волга», взревев двигателем и выбрасывая из-под колес гравий, устремилась в погоню за «Москвичом». Один поворот, другой. И вот впереди показались красные огоньки.

— Включить сирену? — спросил милиционер.

— Не стоит. Привлечем внимание аборигенов. — Нога мужчины до отказа выжала педаль газа.

Машины поравнялись. Милиционер высунул в окно руку с полосатым жезлом, но «Москвич» только прибавил скорость.

— Уйдет, скоро шоссе! — крикнул милиционер.

— От нас еще никто не уходил — только ногами вперед. — Зло усмехнувшись, мужчина резко крутанул руль вправо.

Раздался удар, еще удар, и «Москвич», сбив придорожный столбик, вылетел с проезжей части. Милицейская «Волга», визгнув тормозами, остановилась и задом подъехала к месту аварии. Габаритные огни погасли. Двое вышли из машины, оглянулись по сторонам и быстро спустились с насыпи. Вспыхнул фонарик. «Москвич» врезался в большой, в два обхвата, тополь. Дверца водителя была распахнута. Луч фонарика выхватил наполовину вывалившуюся из машины фигуру водителя, его лицо было залито кровью. Человек в куртке склонился над неподвижным телом и, дотронувшись до запястья, сказал милиционеру:

— Принеси монтировку.

— Зачем?

— Быстро, я сказал!

Пока тот бегал за монтировкой, мужчина через разбитое стекло достал застрявший между сиденьями дипломат.

По дороге проехала машина. Начал накрапывать дождь.

— Вот черт, носит кого-то в такую погоду. — Мужчина поднял воротник куртки и кивнул на водителя «Москвича».

— Бей по голове… Еще разок. Ишь, писака, Юлиан Сименон выискался. Не таких обламывали. Хватит, поехали…

— Шеф у себя?

Секретарша на мгновение оторвалась от журнала мод и кивнула белокурой, в мелких кудряшках головой.

Сергей Николаев, высокий молодой человек в черной кожаной куртке, стукнул для приличия пару раз в дверь с табличкой «Главный редактор» и вошел в кабинет.

— Можно, Эдмундас Казимирович?

— А, пропащий. Садись, рассказывай.

— Все готово, — молодой человек вытащил из дипломата стопку отпечатанных листков и положил на стол перед редактором. Сегодня до трех ночи сидел.

— Я уже хотел объявить тебя во всесоюзный розыск. Мог бы и позвонить.

— Да я не мог даже на минуту покинуть зал, чтобы не пропустить ни одного докладчика. Заседания кончились за полночь, а еще нужно было брать интервью. Одним словом, обе стороны нашли кое-какие общие точки. Следующее заседание двадцатого. Правда, я сомневаюсь, чтобы все эти заседания…

— Хорошо, — перебил Николаева редактор, — почитаем. Меня еще за прошлый твой репортаж второй раз вызывают в горком.

— А причем здесь вы? Я его написал. Пусть меня и вызывают.

— С тебя, Сережа, как с гуся вода. А я — редактор. Ну ладно, отбрешемся и на этот раз.

— Не имеют права, а как же демократия и гласность.

— Ну-ка, прочитай, что здесь до сих пор написано, Эдмундас Казимирович ткнул пальцем в газету, «орган городского и районного комитетов партии». Так что имеют они нас и еще как имеют.

— Что новенького за неделю произошло?

— Новенького? — Редактор взглянул на журналиста и отвел глаза. — Ты, кажется, дружил с Николаем Ирбе?

— Почему дружил?

— На второй день после твоего отъезда он разбился на машине.

— Насмерть?

— Да.

— Странно, — Сергей достал из кармана пачку сигарет и закурил. — Полторы недели назад Николай звонил и сказал, что кое-кто много бы дал, чтобы увидеть его в гробу в белых тапочках.

— Ты не спросил, о чем материал?

— Он же был страшно суеверный и считал плохой приметой говорить о не готовой статье. — Журналист затушил сигарету. — Эдмундас Казимирович, дайте мне отпуск, можно за свой счет. Я хотел бы съездить и разобраться в этом деле.

— Старое вспомнил. Опять за самодеятельность принялся. Не зря тебя, наверное, из милиции выгнали.

— Никто меня из милиции не выгонял. Сами знаете.

— Ладно, ладно, хватит заводиться, ты же знаешь мою теорию о том, что любой живой организм старается освободиться от инородных тел. Это относится и к различным «органам». Не прижился ты в той среде, — улыбнулся редактор.

— Не знаю в «среде» или в «пятнице», но мне хотелось бы разобраться в этом деле с аварией.

— Ты уже один раз попытался разобраться и знаешь, чем обычно это кончается. Кстати, мне тогда тоже досталось за статью об этом прохвосте, директоре антикварного магазина. Но правда все же восторжествовала. Сидит голубчик, и даже влиятельные друзья не спасли. Ты не обижайся на старика, ведь это я тебя на работу взял, когда ты из больницы вышел. Весь зеленый. Какой из тебя работник был — еле ползал.

— Жалеете?

— Я? Да ты что! Я еще тогда подумал, ежели в этого голубчика приятели директора три раза стреляли и недострелили, так ему любое мое задание выполнить будет раз плюнуть. И, видишь, не ошибся. Недели тебе хватит?

— Хватит.

— Я дам тебе командировку. Говорят, там достигли неплохих результатов в области курортного обслуживания. Напишешь статейку строк на триста, ну и парочку снимков дашь. Не забудь зайти в бухгалтерию и взять командировочные. Все, иди. Мне еще к выступлению в горкоме нужно готовиться.

Всякий раз, приезжая в этот курортный городок в отпуск или в гости к Николаю, Сергей испытывал эмоциональный подъем, сейчас же ему было не по себе от этой праздношатающейся толпы отдыхающих. Возможно, где-то здесь, среди разноцветных вывесок кафе, ресторанов, гостиниц и крытых черепицей, больше похожих на игрушечные коттеджей, скрывается разгадка гибели его друга Николая Ирбе.

Журналист свернул с проспекта на одну из узеньких улиц, ведущих к морю, проехал несколько сот метров и остановился возле небольшого частного дома. За забором по двору носилась огромная лохматая собака. Она с радостным лаем бросилась к Сергею, едва он открыл калитку. Дверь дома распахнулась, и на пороге появилась худенькая женщина в строгом черном платье с белым кружевным воротничком.

— Привет, Марта.

— Здравствуй, — кивнула она. — Заходи, что стоишь? Барс, на место.

Журналист вытер ноги и вошел в дом.

— Не разувайся, я уже неделю ничего не убирала. Проходи в гостиную. Я сейчас, только чайник сниму.

Сергей вошел в комнату, и первое, что увидел — большой портрет своего друга. Было какое-то жуткое несоответствие между улыбающимся лицом Николая и массивной траурной рамой, которую пересекала наискосок черная лента.

В гостиную вошла Марта.

— Знаешь? — взглянув на портрет, спросила она.

— Да. — Сергей протянул ей букет гвоздик.